Манифест нового царствования

Интервью Владимира Путина должно было ответить всего на два вопроса: зачем он вернулся и что будет дальше. Владимир Путин четко произнес основное слово как программу для своего правления – стабильность. Единственной гарантией от возвращения 90-х, по Путину, является стабильность власти. Он обозначил приоритеты будущего правления, заявив, что будет заниматься «укреплением политической системы страны, ее базовых основ, развитием демократических институтов и развитием рыночной экономики с упором на ее социальную ориентацию».

Здесь имеется некоторый диссонанс: политик, который считает основным успехом своего правления установление стабильности и которого не без оснований обвиняют в де-факто уничтожении всяких институтов, кроме «института» личной власти, вдруг говорит о возможности развития экономики и «укреплении» демократических институтов. Откуда возьмется модернизация, за счет каких ресурсов? Нефть не в счет, она скорее вредит, иных знаковых прорывов в национальной экономике при Путине и Медведеве зафиксировано пока не было.

Что означает «рыночная экономика с упором на социальную ориентацию»? Российского премьера, славного созданием супер-компаний, далеких от идей служения гражданам, и бюрократии, ставящей едва ли не главной задачей личное обогащение, сложно заподозрить в излишней симпатии к идеям бывшего канцлера ФРГ Людвига Эрхарда, полагавшего социально-рыночную экономику альтернативой сразу политике laissez faire и социализму. По крайней мере, путинская экономическая политика создания подконтрольных правительству супергигантов не слишком походит на политику послевоенной ФРГ.

В области политики прорывов стоит ожидать с еще меньшей вероятностью. В стране де-факто создан и консервируется персоналистский режим. Шансы свернуть из колеи развитого авторитаризма невелики. За последние 11 лет не было завершено ни одной структурной реформы, зато была сведена на нет политическая конкуренция. Ее полностью – в 90-е годы еще была хотя бы иллюзия влияния граждан на политическую ситуацию – заменила борьба чиновных групп и примкнувших бизнесменов за доступ к центру принятия решений. В наиболее крупных отраслях была ограничена или попросту исчезла конкуренция, что демотивирует бизнес.

Из того, что читалось за ответами действующего премьера, стоит помянуть то, что делиться властью и играть в какие-либо «тандемы» Путин более не намерен. Режим личной власти отменяет всякие слова об укреплении институтов.

Путин почти прямо связал успех «Единой России» на выборах с премьерскими перспективами Дмитрия Медведева. То есть: если Медведев во главе «Единой России» не добьется контроля над парламентом, то правительства во главе с Медведевым может и не появиться.

Впрочем, добиться поста премьера младшему тандемократу будет не так уж сложно: успехом на выборах Владимир Путин назвал сохранение «Единой России» в качестве доминирующей политической силы в стране и Государственной Думе. Здесь имеется некий повод для трактовки: «доминирующая» – это большинство или конституционное большинство? Впрочем, при стартовом рейтинге партии в 41 процент «политтехнологи» со Старой площади могут дать, вероятно, и первый, и второй результаты.

После съезда «Единой России» стало ясно: он вернулся. После интервью стало ясно: вернулся именно Владимир Владимирович Путин времен своего второго президентского срока. Никак не изменившийся, не обогатившийся новыми взглядами или идеями. Он все также опирается на ближний круг доверенных лиц («ничего не было среди моих коллег, среди моих близких людей, никакого снижения уважения, отношения человеческого, ухудшения»), не собирается проводить никакой массовой ротации в высшей бюрократии («нужно посмотреть, какие люди уже начинают по третьему, по четвертому разу одним и тем же заниматься, и они сами уже устали, но если они работали достойно – нужно найти достойное место приложения их талантов, сил, опыта»).

Он все также верит в собственную правоту и возможность ручного управления. Он, как и прежде, не будет публично признавать, что многие представители российской элиты, мягко говоря, мыслят далекими от государственных категориями.

Слабость таких установок в том, что они не дают возможности создать систему, которая работала бы без Путина. А компенсаторных механизмов, кажется, в стране не наблюдается. В Египте и Турции, скажем, таким механизмом является армия – военные помогают стране переживать наиболее острые политические кризисы. Относительную стабильность в Египте, скажем, после недавней революции сохранили военные. В ельцинскую эпоху за такой компенсаторный механизм можно было с оговорками счесть не до конца еще коррумпированных силовиков. Сегодня из силовых органов выходят сплошь новые «олигархи», публично вступающие в борьбу за тот или иной бизнес. Дело «Трех Китов» или недавний скандал с подмосковными казино – тому примером.

Политический манифест нового царствования, конечно, в интервью еще не получился, но черновик к нему – вполне. И написана в этом черновике всего одна фраза: все будет, как раньше». Развитие? Бог с вами, какое здесь может быть развитие. Да и кому оно надо?