Обвиняются обвинители

Одной из главных задач прокуратуры еще со Средних веков является борьба против коррупции. Но если проворовавшегося чиновника может схватить за руку прокурор, то кто же остановит самого прокурора, если ему придет в голову нарушить закон? Изобличить прокурора обычно бывало под силу лишь другому прокурору, но даже в тех случаях, когда государственный обвинитель оказывался разоблачен, дело очень редко доходило до суда и еще реже — до реального наказания. Так было раньше, так происходит и теперь.

Первые прокуроры появились еще в XIII веке во Франции. Так называли королевских чиновников, занимавшихся подготовкой документов для судебных процессов в противоположность адвокатам, которые выступали в суде. Впервые прокуратура как орган государственной власти была создана в 1302 году по воле короля Франции Филиппа IV Красивого. Этот монарх стремился к максимальному укреплению королевской власти, и ему были просто необходимы чиновники, надзиравшие за соблюдением законов на местах и за тем, чтобы судебные процессы шли в нужном направлении. Прокуроры Филиппа Красивого ревностно проводили в жизнь волю своего государя, за что их именовали gens du roi, то есть людьми короля или королевской ратью.

Полномочия прокуроров уже тогда были весьма широки. Прокуроры не только выдвигали обвинения против предполагаемых преступников и следили за соблюдением королевских законов в судах разных инстанций, но и наблюдали за назначением чиновников, вынося свой вердикт о том, насколько тот или иной кандидат соответствует новой должности. Кроме того, они имели право допрашивать свидетелей и обвиняемых, что позволяло направить ход процесса в нужное русло.

Французский опыт пригодился и в других королевствах, где монархи стремились к укреплению своей власти. Со временем прокуроры становились настолько могущественными, что могли бросить вызов даже самой инквизиции. Весьма показательный случай имел место в 1598 году, когда в Севилье собралась вся элита Испании для участия в похоронах короля Филиппа II, при котором инквизиция чувствовала себя хозяйкой страны. Инквизиторы захотели стоять на церковной службе впереди королевских судей и прокуроров и, когда те отказались повиноваться, отлучили их от церкви. Однако судейские не сдались. Историк XIX века Хуан Льоренте писал: "Королевский прокурор протестовал против этого поступка, и нетрудно представить себе случившуюся неприличную сцену". Прокурор пригрозил лишить инквизиторов всех прав и состояний и приговорить их к изгнанию, но те стояли на своем. В итоге новый король Филипп III встал на сторону судей и прокуроров. Он приказал снять отлучение, лишил великого инквизитора Портокарреро должности и отправил его в ссылку. С тех пор испанская инквизиция занималась лишь ловлей еретиков, а судебный бал правили судьи и прокуроры.

В XVII веке прокуроры уже существовали в большей части европейских стран, причем наибольшего могущества они достигли во Франции. Должности прокуроров были наследственными, но их можно было продавать и покупать. Понятно, что при таких условиях прокурорская должность рассматривалась как теплое местечко, обеспечивавшее доход, а такое отношение к делу было чревато злоупотреблениями. И коррупция действительно имела место. В 1676 году прокурором Новой Франции, то есть французской Канады, стал бывший солдат Луи Бульдюк. Простолюдин смог получить столь высокую должность по прямой протекции губернатора колонии графа де Фронтенака, которому был нужен верный человек в суде. Бульдюк закрывал глаза на казнокрадство своего покровителя, а тот взамен позволял прокурору заниматься открытым вымогательством.

В 1680 году интендант Дюшезно писал: "Что же до королевского прокурора, то сию высокую должность занимает мсье Бульдюк, о коем я могу лишь сказать, что он совершенно недостоин своего поста. Его обвиняют в казнокрадстве, в ограблении несчастных обывателей, в дебоширстве и сквернословии. Если бы не мсье граф де Фронтенак, я бы давно нашел управу на его протеже". Другой противник де Фронтенака, маркиз де Денонвиль, провел собственное расследование и пришел к выводу, что Бульдюк — "конченый мерзавец, коему не место на подобной должности". Дело кончилось тем, что в 1685 году де Фронтенак и Бульдюк были отозваны во Францию, однако этим их наказание и ограничилось.

Если Бульдюк, настроивший против себя все канадское чиновничество, отделался увольнением, то другие коррумпированные прокуроры, державшиеся скромнее, и вовсе оставались безнаказанными. Крушение старого режима мало что изменило, и прокуроры республики вели себя так же, как и королевские прокуроры. О том, как глубоко коррупция укоренилась во французском обществе, свидетельствует рассказ известного мемуариста эпохи Наполеона капитана Куане. В годы революции Куане служил помощником у богатого землевладельца Потье. Однажды Потье повез своих лошадей в Руан на продажу. Самого лучшего коня заводчик подарил прокурору республики, а тот, в свою очередь, преподнес великолепное животное президенту местного законодательного собрания. Так за короткое время руанский прокурор успел принять взятку и дать взятку, но для того времени это было в порядке вещей.

К началу XIX века большинство стран Европы в деле организации прокуратуры брали пример с Франции. Англия шла своим путем, но избавиться от судебной коррупции не могла и она.

В Англии королевские прокуроры занимались лишь делами, непосредственно затрагивавшими интересы короны, такими как казнокрадство или государственная измена. Во всех прочих случаях организация обвинения лежала на плечах простых граждан. Каждый имел право предъявить обвинение преступнику, но добиться осуждения можно было лишь в том случае, если в роли обвинителя выступал профессиональный юрист. Поэтому англичане нанимали на роль прокурора барристеров и солиситоров, то есть адвокатов и стряпчих. Обвинитель должен был платить из своего кармана за доставку свидетелей в суд и за их проживание в гостинице, если это было необходимо. Он же оплачивал работу клерков, составлявших протоколы и приводивших свидетелей к присяге, платил за бумагу, чернила и т. п. Но если преступника осуждали, обвинитель мог возместить часть своих расходов, получив вознаграждение от короля.

Юристы, от случая к случаю игравшие роль прокуроров, старались заработать всеми доступными средствами. Парламентская комиссия в 1855 году была вынуждена признать: "Возлагая задачи обвинения на частных лиц, мы широко открываем двери для взяточничества, сговоров и незаконных компромиссов". Особенно всем этим грешили низкие поверенные, как называли адвокатов, бравшихся за прокурорское дело по минимальной ставке в одну гинею. Эти люди нередко вымогали деньги у обвиняемых, чтобы закрыть дело, или же попросту пренебрегали своими обязанностями, поскольку нанимавшие их истцы были слишком бедны. Современник писал: "Хорошо известно, что за низкую плату за обвинение берутся лишь низкие поверенные... Взявшись за дело, они никогда не берут на себя больший труд, чем передача документов судебному приставу..."

В результате бедным людям было почти невозможно добиться осуждения преступника. Так, например, на заре Викторианской эпохи суд рассматривал дело некоего Джона Харриса, насмерть сбившего своей повозкой семилетнюю девочку Марию Гриффитс. Низкий поверенный не стал себя утруждать сбором улик, и судья вынес следующий приговор: "Не было представлено каких-либо доказательств, что погибшего ребенка действительно звали Марией Гриффитс, как указано в обвинительном акте... На сем основании обвиняемый признается невиновным".

Ко второй половине XIX века прокурорский надзор стал неотъемлемой частью европейской судебной практики, однако кое-где прокурорам приходилось сталкиваться с местными традициями, совершенно чуждыми правовому сознанию современников. Одни пытались бороться с подобными традициями, а другие сдавались и сами становились частью коррупционной системы.

В 1861 году на карте Европы появилось новое государство — Королевство Италия. Политический центр объединенной страны находился на севере — в Пьемонте, который во многом походил на другие западноевропейские страны. Зато недавно завоеванный юг представлялся северянам полудикой колонией, где люди говорили на непонятном диалекте и жили по странным обычаям. Южане платили северянам недоверием и глухой враждебностью.

Тяжелее всего новой власти приходилось на Сицилии, где государственным чиновникам издавна приходилось сосуществовать с сельскими кланами, промышлявшими нелегальным бизнесом, то есть с мафией. Одним из первых северян, столкнувшихся с мафией, был Диего Тайани, занимавший пост главного прокурора апелляционного суда Палермо с 1868 по 1872 год. В 1873 году Тайани выступил в итальянском парламенте, рассказав о положении дел в одном из сицилийских местечек: "В районе Монреале работают не менее шести руководителей мафии. Невозможно действовать вопреки им. Знаете ли вы, какие посты они занимают? Один из них — местный командир милиции, а пять других — офицеры национальной гвардии. В Монреале никого не убивают и не совершают никаких преступлений без их разрешения, чтобы не сказать — без их приказа". Свою речь Тайани закончил печальной констатацией: "Сицилийская мафия неуловима и опасна не потому, что она настолько сильна. Она неуловима и опасна, поскольку является инструментом местного управления".

Другие прокуроры не были столь честны и неподкупны, как Тайани, и быстро подстраивались под сицилийские реалии. Так было, например, с главным прокурором Палермо Винченцо Козенцей, который послушно исполнял волю мафии. Особая нужда в услугах Козенцы возникла в 1893 году, когда в купе сицилийского поезда был заколот кинжалом бывший мэр Палермо маркиз Эмануэле Нотарбартоло. Вся Сицилия шепталась о том, что за убийством стоит богатый помещик и депутат парламента Раффаэле Палиццоло, бывший по совместительству боссом мафии. Аристократ-северянин Нотарбартоло давно мешал Палиццоло, поскольку, занимая пост мэра и входя в правление Банка Сицилии, стремился делать все по закону. Когда маркиз ушел со всех постов, мафиозо, оставшийся в правлении банка, вздохнул с облегчением. Банк Сицилии начал искусственно поддерживать курс акций пароходства NGI, принадлежавшего одному мафиозному семейству. Палиццоло и его союзники наживались на перепродаже акций, взлетевших за государственный счет. Вскоре пошли слухи, что Нотарбартоло собирается вернуться в Банк Сицилии и навести там порядок, после чего мафия вынесла маркизу смертный приговор.

Сын убитого — Леопольдо Нотарбартоло — взялся за собственное расследование, но вскоре убедился, что прокурор Козенца вставляет ему палки в колеса. Молодой человек попробовал найти на него управу у премьер-министра страны Антонио ди Рудини, который был другом его отца, но услышал фразу, повергшую его в шок. Премьер сказал: "Если ты действительно считаешь, что он (Палиццоло.— "Деньги") это сделал, то почему бы тебе не нанять какого-нибудь мафиозо, чтобы он его убил?" Но Леопольдо хотел суда, а не вендетты. Тем временем Козенца дал заключение, в котором рекомендовал не передавать дело в суд из-за недостаточности улик, хотя и улик, и свидетелей было с избытком. Потребовалось прямое вмешательство короля, чтобы дело наконец было передано в суд. Впоследствии уполномоченный короля на Сицилии засвидетельствовал, что "обвинительные материалы по делу об убийстве Нотарбартоло готовились крайне небрежно и неаккуратно. Фактически эта небрежность граничила с преступлением".

Палиццоло лишили депутатской неприкосновенности, судили и посадили в тюрьму, но через пять лет новый суд его полностью оправдал. Тем временем Козенца нисколько не пострадал за свои попытки помешать правосудию. Он оставался в должности и продолжал защищать мафию по мере сил. В последние годы XIX столетия неподкупный шеф полиции Палермо Эрманно Санджорджи подготовил доклад на 485 страницах, в котором подробно описывалась вся подноготная преступного сообщества Сицилии. В докладе содержалась информация о восьми мафиозных семьях и в красках расписывались нравы мафиози. Санджорджи собрал материалы о 218 членах мафии, включая главарей. Собранной информации хватило бы для того, чтобы сокрушить мафию, но документы попали в руки прокурора Козенцы и были положены под сукно.

С тех пор на Сицилии побывало много прокуроров, и далеко не все они так же лебезили перед мафией. И все же до 1971 года ни один итальянский прокурор не пал от рук мафиози, а значит, особых проблем у мафии не было ни с одним из них.

На рубеже XIX-ХХ веков в США обосновалась многочисленная итальянская диаспора, принесшая с собой мафиозные традиции своей родины. Мафиози начали искать контакты с американскими чиновниками, включая прокуроров. Некоторые из них охотно шли на сговор с преступным миром. Впрочем, коррупционеры попадались среди американских прокуроров задолго до появления иммигрантов с Сицилии. Еще в 1875 году президент Улисс Грант уволил генерального прокурора Джорджа Уильямса за то, что тот принял взятку в размере $30 тыс. от торговой компании Pratt & Boyd и закрыл дело о мошенничестве, заведенное против этой фирмы. Никакого суда над Уильямсом не было, поскольку не хватало доказательств, да и Гранту не был нужен лишний шум вокруг его администрации. Более того, Грант предложил Уильямсу уехать подальше от скандала — в Испанию в качестве посла. Отставной генпрокурор гордо отказался и продолжил политическую карьеру и судебную практику.

В последующие годы коррумпированные прокуроры Америки оставались столь же неуязвимыми для правосудия. В 1920 году президентом США стал выходец из Огайо республиканец Уоррен Гардинг. Его избранием руководил его земляк Гарри Доэрти, который после победы на выборах получил пост генерального прокурора страны. Гардинг был весьма популярным президентом, но вокруг него вскоре образовалась так называемая банда из Огайо — группа высших бюрократов, приноровившихся пилить бюджет и получать откаты. Гарри Доэрти оказался среди "огайских", если вообще не возглавлял их.

Способов получения прибыли было довольно много. Так, глава бюро по делам ветеранов Чарльз Форбс раздавал заказы на строительство больниц, выбирая фирмы, обещавшие выполнить работы не дешевле, а дороже остальных. Откаты, разумеется, шли в карман Форбса. В это же время министр внутренних дел Альберт Фолл примерно таким же образом раздавал частным компаниям нефтяные месторождения, зарезервированные для флота США. Разумеется, все это было бы невозможно, если бы генеральный прокурор исполнял свои обязанности как положено, но Доэрти тем временем прокручивал собственные аферы.

В годы Первой мировой войны в США была конфискована немецкая собственность, включая крупную компанию American Metal Company. Компания была продана американским инвесторам за $6 млн, но тут появился некий Ричард Мертон, который заявил, что компания была не немецкой, а швейцарской, и потребовал компенсации в пользу своих швейцарских клиентов. Вскоре Мертон вышел на человека, который мог пролоббировать нужное решение. Им оказался личный помощник генпрокурора Доэрти Джесс Смит. Добиваясь своего, Мертон потратил $441 тыс. на взятки, из которых как минимум $200 тыс. попали в руки Смиту и, скорее всего, осели в карманах Доэрти. Довести до конца дело с превращением немцев в швейцарцев не удалось по чистой случайности.

В 1923 году общественность узнала о нефтяных махинациях Альберта Фолла, а вскоре стало известно и о других махинациях "огайских". Джесс Смит попал под следствие и уже, кажется, был готов сдать своего покровителя, но неожиданно покончил с собой. Многое указывало на то, что это было скорее убийство, чем самоубийство. Разумеется, никому и в голову не приходило, что генпрокурор сам хладнокровно застрелил своего ближайшего помощника, но многие подозревали, что Доэрти брал взятки от бутлегеров, а эти люди не стеснялись в средствах. Так или иначе, доказать вину Доэрти в уголовных преступлениях не удалось. В 1924 году Доэрти все же ушел в отставку под давлением общественного мнения, но в тюрьму так и не сел.

Доэрти был не одинок в своем стремлении дружить с гангстерами. Уильям О`Дуайер, ставший окружным прокурором Бруклина в 1939 году, имел много хороших знакомых в преступном мире. Еще будучи районным судьей, он дружил с боссом мафии Джо Адонисом и частенько сидел с ним в его ресторане итальянской кухни. Став окружным прокурором, О`Дуайер сразу же сделался кумиром публики, поскольку меньше чем через три месяца после своего избрания раскрыл 56 заказных убийств и арестовал семерых киллеров мафии. Успех был таким впечатляющим, что многие усомнились в его подлинности. Злые языки говорили, что мафия сама сдала прокурору запачканных кровью уголовников, чтобы укрепить позиции своего протеже и одновременно избавиться от неудобных подельников. Вскоре появились основания полагать, что так оно и было. В 1941 году под охраной полиции находился важный свидетель, готовившийся сдать таких королей криминального мира, как Альберт Анастасиа, Фрэнк Кастелло и Багси Сигель. В один прекрасный день свидетель выпал из окна и разбился. О`Дуайер без лишних разговоров признал его смерть несчастным случаем.

В 1943 году О`Дуайер был избран мэром Нью-Йорка. Говорили, что его предвыборную кампанию финансировал Фрэнк Кастелло, но доказательств, как всегда, не нашлось. О`Дуайер покинул пост лишь в 1950 году, когда пошли слухи, что он "крышует" подпольный игорный бизнес. Не желая скандала, президент Трумэн отправил его послом в Мексику, где бывший прокурор спокойно доживал свои дни.

Чуть меньше повезло Уолтеру Уинни, ставшему в 1944 году прокурором графства Берген в Нью-Джерси. В 1951 году ему было предъявлено обвинение из 19 пунктов в пособничестве игорному бизнесу. Сенатор Истес Кефовер, возглавлявший комиссию по борьбе с оргпреступностью, и вовсе назвал прокурорскую деятельность Уинни жалким спектаклем, поскольку никаких попыток прикрыть подпольные казино им не предпринималось. И все же обвинения против него в итоге были сняты, хотя с поста прокурора ему пришлось уйти.

О`Дуайер не был единственным американским политиком, добившимся успеха благодаря незаконным вливаниям в предвыборную кампанию. Так, еще в 1944 году губернатор Иллинойса Дуайт Грин смог повторно избраться на свой пост благодаря негласной финансовой помощи со стороны гангстеров из банды братьев Шелтон. Генеральный прокурор штата Джордж Баррет, по слухам, тоже был повязан с бандитами, но никаких доказательств, как всегда, не было обнаружено.

Зато в 1970 году роль окружного прокурора Южной Калифорнии Гарри Стюарда в обеспечении незаконных поступлений в избирательный штаб Ричарда Никсона стала очевидной для всех. В 1968 году Ричард Никсон был избран президентом США, а в 1970 году его сторонников из Сан-Диего заподозрили в нарушении законов против коррупции и уклонении от уплаты налогов. Одним из главных союзников президента в Сан-Диего считался крупный бизнесмен Арнольд Смит. Каково же было изумление проверяющих органов, когда выяснилось, что компания Смита пожертвовала избирательному штабу Никсона лишь $2068. Противники президента почуяли неладное, и ФБР начало расследование калифорнийских дел.

Вскоре было установлено, что через помощника Смита Фрэнка Торнтона штаб республиканцев получал весьма крупные суммы, которые нигде не декларировались. Торнтону грозила повестка в суд, но окружной прокурор Гарри Стюард встал на его защиту. Стюард был давним приятелем Торнтона и в свое время работал вместе с ним в штабе республиканцев. Свое назначение на пост прокурора он получил по рекомендации Арнольда Смита. В общем, прокурор оказался по одну сторону баррикад с обвиняемым. Когда же судья вызвал Торнтона на допрос, Стюард заявил федеральным агентам, что лично допросит подозреваемого, поскольку давно находится с ним в приятельских отношениях. Пообщавшись со старым другом, прокурор заверил федералов, что, по его мнению, никаких нарушений не было.

Действия Стюарда явно противоречили американской судебной практике, поскольку судья или прокурор, имеющий личную заинтересованность в деле, обычно брал самоотвод, но Стюарда это явно не беспокоило. Когда же перспектива судебного преследования нависла над самим Стюардом, его прикрыл генеральный прокурор США Ричард Клеиндинст, в свое время назначенный Никсоном. В общем, из прокуроров снова никто не пострадал.

В конце ХХ и начале ХХI века ситуация начала вроде бы меняться, стали поступать сведения о проштрафившихся прокурорах, понесших наказание. Так, в 1996 году в Арканзасе бывший окружной прокурор Дэн Хармон был осужден на восемь лет. Хармон требовал деньги и наркотики с подследственных за закрытие дел. От жены арестованного драгдилера прокурор потребовал за освобождение мужа $10 тыс. и ночь любви. Хармон отсидел свой срок от звонка до звонка.

В 2005 году от подобного скандала содрогнулся Висконсин. Оказалось, что всеми уважаемый прокурор графства Виннебаго Джо Полус брал взятки с нарушителей правил дорожного движения, не желавших лишиться водительских прав. Брал он довольно скромно: за 14 лет в должности общая сумма взяток едва превысила $48 тыс., но и этого оказалось достаточно, чтобы посадить Полуса на пять лет.

В 2007 году кара постигла прокурора Майка Нифонга из Северной Каролины, который чересчур ретиво взялся доказывать вину троих игроков в лакросс (род хоккея на траве). Спортсмены обвинялись в изнасиловании стриптизерши, и Нифонг делал все для того, чтобы их осудить: утаивал улики, подтасовывал факты и просто лгал. Прокурор лишился своей должности и провел 24 часа за решеткой.

Начались подвижки и в других странах. Так, в Австралии в 2007 году заместитель старшего королевского прокурора Патрик Пауэр сел в тюрьму на восемь месяцев за хранение детской порнографии, а в Шотландии в 2010 году прокурор Энн Харт лишилась должности за то, что пьяной села за руль и протаранила чужую машину.

Все эти люди были справедливо наказаны, и все же не покидает ощущение, что, будь они простыми смертными, наказание было бы гораздо строже. Хармону, например, светили 20 лет тюрьмы и штраф в размере $200 тыс., а он получил лишь 8 лет. Да и педофил Пауэр отделался сравнительно легко. Что же касается Нифонга, то его суточный арест кажется забавной шуткой на фоне длительных сроков за изнасилование, на которые он хотел обречь троих молодых людей.

А вот в Италии, похоже, ничего не меняется. В 2007 году один из самых знаменитых борцов против мафии прокурор Джерардо Коломбо ушел со своего поста, поскольку на 62-м году жизни окончательно утратил последние иллюзии. Уходя, Коломбо сказал: "Культура этой страны в первую очередь основана на коварстве и привилегиях... Сейчас мы наблюдаем повсеместное возрождение коррупции".

Старый сподвижник Коломбо кабинет-министр Антонио ди Пьетро сказал, что понимает, почему у старого борца опустились руки: "Он всегда исполнял свой долг, а в ответ получал одни оскорбления. На каждое дело, которое ему удавалось довести до суда, приходилось по два дела, которые его заставляли закрыть". В общем, честный прокурор устал быть соучастником всеобщей коррупции и ушел, хлопнув дверью.